Шостакович не расстается с инструментальными принципами музыкального развития

Лучший эпизод в цикле —«Стансы» («Брожу ли я вдоль улиц шумных»). Пушкинская «поэзия мысли» нашла здесь очень глубокое выражение, и жаль, что исполнители столь редко вспоминают об этом произведении.

Это своего рода ариозо, несколько напоминающее по типу, да и по выбору стихотворения, два ариозо Рим-ского-Корсакова — «Анчар» и «Пророк». Определить произведение Шостаковича как ариозо заставляет характер вокальной партии, напевно-декламационной. Но эта декламационность очень далека от интонаций бытовой речи, она как бы передает мерную, эмоционально-приподнятую речь актера-чтеца.

Однако и здесь Шостакович не расстается с инструментальными принципами музыкального развития. Унисонная мелодия фортепианного вступления с ее тяжелым, мерным движением и сумрачным, колокольным звучанием есть исходный образ, основная тема всего произведения:

[1] Предполагают, что последние строки стихотворения Пушкина обращены к Анне Олениной.

Ее начальный мотив — «опевание» тонического звука снизу и сверху — имеет особо важное значение, многократно повторяясь в басу то в неизменном, то в интонационно-варьированном виде, то в уменьшении. Установившаяся во вступлении равномерная пульсация четвертями также сохраняется на протяжении всего произведения, меняется лишь скорость ее при сменах темпа. И многократное, остинатное повторение одной и той же формулы, и равномерность пульсации очень выразительно передают основную идею стихотворения идею неизбежности:
День каждый, каждую годину

Привык я думой провождать,

Грядущей смерти годовщину

Меж них стараясь угадать.
Роль вступления не ограничена только сказанным выше, большое значение имеет и его ладотональное развитие. Так, сопоставление тональностей до-диез минор (основной) и ре минор (эпизода Poco più mosso) «подсказан» поворотом мелодии вступления в ре минор (3-й—4-й такты приводимого выше примера).

Таким образом, все это довольно большое произведение приближается к форме вариаций на basso ostinato, правда, вариаций довольно свободных. Единственный эпизод, где сглаживается (но не исчезает совсем!) остинатный мотив, — это средняя часть ариозо (Moderato, H-dur), образ детства:
Младенца ль милого ласкаю,

Уже я думаю: прости…
Надо сказать, что в стихотворении Пушкина этот образ детства не случаен, он предвосхищает просветленное заключение «Стансов», мысль о вечном круговороте жизни, о вечной смене уходящего живым и новым:
И пусть у гробового входа

Младая будет жизнь играть…
Музыка не отражает этой образной «арки», она завершается мрачными, трагическими образами начала. А образ детства остается лишь светлым бликом, еще более подчеркивающим общий сумрачный колорит.

Купить кашпо больших размеров.