Речь Успенского к матросам

Не менее выразительна своей витиеватостью, жаргонными словечками, блатными выражениями речь шестого матроса. В ней особенно ощутимо влияние мещанского говора с его жалкой претензией на особую «красивость» и мнимую изысканность. Речь шестого матроса в сущности близка к блатному жаргону: «А не нравится — подберешь. Ноне не царский режим, когда мы за вами дерьмо носили», «Это что ж происходит на данный момент? Нашли контрреволюцию, а эту олиую контрреволюцию от нас хотят под замочек спрятать, чтоб ей сладко спалось?», «Кто в командирской квартире чаи-лимоны распивал, командирские сапожки ваксой наяривал»… Словесная разболтанность свидетельствует о разболтанности общей. Уже в самом ритме речи дается пластический образ. Невозможно услышать подобный текст от человека собранного, физически подтянутого. Как всегда, так и в этом случае разбор текста помогает подойти к раскрытию образа.

Стоит вчитаться в текст роли Успенского, и для нас становится ясным тип «временного» правителя с внешне гладкими, дипломатическими речами, воззваниями к «сознательности одураченных масс», но раскрывающего свою волчью хватку при первом же столкновении с ними.

Вначале речь Успенского к матросам революционной «Зари» изобилует пышными словами: «Матросы революционной, великой России… Вы на ложном пути… вы должны слушать представителей законной демократической власти Временного правительства, которые душою болеют за вас, за общенародные интересы…» А в конце звучит неприкрытая угроза: «Мы заставим вас подчиниться воле народа железом и кровью» и бросаются обвинения: «Насильники! Изменники!»

Высокопарность стиля, употребление иностранных слов и сравнений пронизывают все выступление Успенского. Здесь и «высокие идеалы», и «слова любви и предостережения», и «кардинальный вопрос».

И если в начале речи явно проступают приемы самовлюбленного оратора, привыкшего к дешевым лаврам, то в конце речи прорываются животный страх и глубокая отчужденность

от народных масс.,Проникновение в текст и логику поведения естественно подготовит почву для построения и внешнего рисунка роли — жеста, интонации. Они возникнут не как фор-мальные приемы, а как живое воплощение вскрытого действия образа.

В крошечном эпизоде Петра Хваткина — подставного «депутата» анализ текста также позволяет увидеть его как мелкого предателя, труса. Елейность речи («братцы-матросики», «отцы-командиры», «матушка-Россия»), гладкость построения красноречиво свидетельствуют о заранее написанном тексте, добросовестно выученном и исполняемом торопливо, без малейшей убежденности и попытки непосредственно воздействовать на слушателей. Не случайно пятый матрос определяет это выступление как «липу» и называет Хваткина «актером».