Колхозная осень

После блоковских романсов Мясковский на целых пятнадцать лет отходит от этого жанра, обращаясь к нему лишь эпизодически. Однако и эти эпизодические обращения, не достигающие художественного уровня ни предыдущих, ни последующих вокальных циклов, все же небезынтересны. Они подтверждают собой, что в вокальной музыке Мясковский решал те же задачи, что и в инструментальной.

Вспомним, что все симфоническое творчество Мясковского между двумя вершинами — шестой и двадцать первой симфониями — развивалось в направлении к современной теме, к овладению «языком художника наших дней», как писал Мясковский в своих «Автобиографических заметках». И это происходило не только в симфониях — восьмой, двенадцатой, шестнадцатой, но и в немногочисленных обращениях к массовой песне, в опытах создания камерных песен на современную тему («Запевка» на слова В. Наседкина — в 1930 году и «Колхозная осень» на слова А. Ерикеева — в 1935 году). Но так же, как и в симфоническом жанре, удача была достигнута не в прямолинейных обращениях к современности, а в области лирики, в которой был найден новый, отнюдь не субъективистский, а живой и общительный тон высказывания. Наибольшие удачи Мясковского во второй половине 30-х годов — это именно лирические произведения: двадцать первая симфония, скрипичный концерт, цикл романсов на слова Лермонтова (1935—1936) [1]. И это не случайно.
[1] Двенадцать романсов (ор. 40) на слова М. Лермонтова: «Казачья колыбельная», «Выхожу один я на дорогу», «Нет, не тебя так пылко я люблю», «К портрету», «Солнце», «Они любили друг друга», «В альбом», «Романс», «Она поет…», «Не плачь, не плачь, мое дитя», «Из альбома», «Прости! Мы не встретимся боле».
Для всей советской музыки в 30-е годы было типично расширение круга образов, жанров, выразительных приемов, расширение прежде всего в сторону лирики. В эти годы советское искусство освобождалось от некоторой односторонности, аскетизма и схематизма, присущих значительной части произведений 20-х и начала 30-х годов. Оно становится более человечным, более сложным и богатым эмоционально. Богатство эмоций, открытость их выражения, внутренняя цельность и душевное здоровье становятся характерными приметами советского искусства.

Лермонтовские романсы Мясковского — одно из типичных произведений этого времени. Кроме отмеченных выше особенностей общего характера типично и обращение к классической поэзии. В статьях и исследованиях ряда музыковедов (в том числе и автора настоящей книги) неоднократно отмечалось значение обращения к классике как стимул «прояснения стиля». Однако дело не только в этом. Как уже говорилось во «Введении», классическая поэзия в 30-х годах явилась прежде всего источником положительных идей, положительных образов, выраженных при этом в обобщенной и возвышенной форме (что далеко не часто удавалось советским поэтам).

Именно такое восприятие и понимание классической поэзии отличает собою и цикл Мясковского. В этом смысле поучительно сравнение его с обращением композитора к классической поэзии в 20-х годах: с «Тремя набросками» на слова Тютчева. Они созданы почти одновременно с блоковским циклом, но в то время как в.последнем ясно ощутима «тема преодоления», цикл на слова Тютчева выражает — очень ярко и сильно — тему одиночества и скорби. Таким образом, само по себе обращение к классической поэзии еще ничего не решает, и тютчевский цикл, в отличие от блоковского, не обозначил собой ничего нового.

Лермонтовские же романсы представляют собой качественно новую ступень развития вокального творчества Мясковского. Это новое — прежде всего в изменении тона и направленности лирики. Оставаясь очень личной, она в то же время лишена субъективизма, она обращена вовне. Если в ранней, дореволюционной лирике Мясковского преобладал тон монолога размышления наедине с собой, то в лермонтовских романсах слышится тон собеседования, интимного, задушевного, но всегда предполагающего слушателя или слушателей. Эта открытость присуща даже наиболее философскому романсу «Выхожу один я на дорогу».

Лейбштандарт военный антиквариат.