О, дева чудная моя (Болеро) (М. И. Глинка—Н. В. Кукольник)

Романс этот — единственная в своем роде гениальная «шутка» Глинки. Композитор показывает здесь, как с помощью одного и того же музыкального материала можно решить не только разные, но прямо противоположные, контрастные драматические задачи. Первая строфа романса поется legato, нежно, с выражением ничем не нарушаемой страсти и с отметкой Глинки amoroso е dolce (любовно, нежно):

О, дева чудная моя!

Твоей любовью счастлив я.

Припав челом к моей груди,

В немом восторге таешь ты.

В музыке последующего четверостишия углубляется любовный экстаз героя. Пламень его страсти выражается в отрывистых синкопах, в отрывистости звуков мелодии и скачках ее на терции вверх (dolcissimo — наинежнейше).

Так много пламени в очах!

Так много неги на устах!

Трепещет грудь… ты вся дрожишь…

Без слов ты клятвы мне даришь!

Дальше длинными легатированными фразами, с crescendo при движении мелодии вверх, передается беспредельное упоение любовью, безмятежно длящееся «в невозмутимой тишине».

Лобзанье длится без речей,

Я пью восторг любви твоей

В невозмутимой тишине…

Мелодия то поднимается вверх, то падает вниз на долгих фразах, звучащих legato (отметка Глинки — lusingando — ласково). Последняя строка звучит тихо, в замирающем piano— любовь героев достигла невозмутимого покоя и счастья. Но дальше, внезапно, без всякой психологической и музыкальной мотивировки, без всякого логического перехода — ревнивое подозрение вспыхивает в душе героя:

Но если ты изменишь мне?

Мелодия как бы срывается на легком стаккато после предлога но и спускается вниз горячим потоком звуков. И при вторичном повторении мелодия эта звучит еще яростней, открывая музыкальную интерлюдию, где в резком ритме болеро изображается ревнивое бешенство, охватившее душу героя.

И вот происходит удивительная перекраска музыкальной выразительности. В последующей части романса полностью повторяется музыка первой части. Но теперь в ней звучит ярость и бешенство ревнивых чувств героя.